Встреча в "Пампасах"

14 Декабрь 2014 г. в 18:09

Андрей Васянин («Российская газета-неделя») побеседовал со мной о журнале «Электронные пампасы», который вот уже 15 лет мы выпускаем в сети. Позже публикация появилась в РГ в сокращённом виде http://rg.ru/2014/12/11/deti.html. Здесь я, с позволения Андрея, представляю полный вариант.

Почему вы начали дело в Интернете, было ли желание издавать журнал на бумаге?

Наш журнал «Пампасы» http://epampa.narod.ru/index.html как раз и выходил вначале на бумаге, в издательском доме «Весёлые картинки» с 1998 по 2001 год. С 2000 года он выходит в сети, вначале параллельно бумажному изданию размещались те же материалы, потом появились новые. Издавать бумажный журнал желания особого не было, для его выживания нужны большие ресурсы. Делать хороший журнал и одновременно искать ресурсы для него – слишком тяжёлая задача для редакции, в которой работает три человека.

На какие средства вы существуете? У вас есть спонсоры?

Временами мне помогают друзья – учёные и бизнесмены, когда нужны единовременные платы. В основном же мы существуем за счёт собственных средств - и на энтузиазма сотрудников редакции: это вэб-мастер и художник Голя Монголин и литературный редактор Татьяна Куцубова.

Зарабатывает ли чем-то редакция, как организована ваша деятельность?

Мы не зарабатываем рекламой, но редакционные работы в издательствах, с которыми сотрудничает журнал, оплачиваются по общим расценкам, так что наш литературный редактор время от времени получает оплату своего труда: редактура пяти книг авторов журнала была оплачена. Голя Монголин оформил мою книгу «Начальник связи» и получил гонорар, а в сети он разработал принципы такого оформления. Мы работам дистанционно, материалы отбирает в основном Татьяна Куцубова, я полностью доверяю её вкусу и нее вмешиваюсь в работу, только направляю ей новых авторов. Она живёт в Тарусе. Голя Монголин загружает все материалы. С ним мы видимся изредка во время его наездов в Москву, он родом из Томска.

Сплошь и рядом в Москве и провинции открываются детские журналы. Чем людей, отнюдь не всегда журналистов и писателей, не устраивает сложившееся положение вещей и они берутся за "детоиздание" (ведь в супермаркетах на стендах - детские журналы рядами)?

Мне не нравилось, что слишком много недетских ядов просочилось в подростковую прессу, много пошлости и глянца, мало художественности и вкуса. Что не нравится другим, не знаю.
А именно, каких ядов?

Не нравится, когда детей готовят, как потребителей, натаскивают на потребление, внедряют им призовое сознание. Ещё хуже, когда они используются, как объекты, игрушки для взрослых.

Каким должен быть содержание журнала? Казалось бы, тот же «Мурзилка» покрывать старается все интересы...

Есть ниши для многих журналов, познавательных и специализированных. «Мурзилка» не может всё покрывать, там маловато интерактивности, он хорош для «середнячка» – это добротный консервативный журнал, я хотел бы делать журнал для более «продвинутых» детей, хорошистов и отличников.

Как реализуются ваши редакторские принципы?

Принцип главного редактора один: не мешать работать редакции. Так как я не могу предоставить своим сотрудникам за их великие труды достойное денежное вознаграждение, то наградой им служит творческая свобода и психологический комфорт, полное доверие. У нас троих свои области компетенции - и мы не вмешиваемся в работу друг друга. Я имею широкий круг друзей и всех зазываю в «Пампасы», нередко родители присылают опусы своих детей, постоянно идёт и «самотёк», мы порой проводим конкурсы с издательствами, на встречах с читателями я тоже раздариваю визитки «Пампасов» и предлагаю присылать свои вещи. Нередко мне пишут из-за рубежа, где большая проблема – сохранение у детей родного языка. Такие именитые поэты и переводчики, как Марина Бородицкая, «подкидывают» одарённых учеников с разного рода семинаров. Вот недавно прошёл Всероссийский фестиваль детской книги – оттуда теперь косяк авторов.

Почему многие из новых детских изданий быстро закрываются? Дело в финансах? Бюрократии? Авторах?

Мне кажется, проблема в консервативности как родителей, так и спонсоров - и нехватке финансов. Для детской аудитории важно сочетание авангарда и традиции, это очень тонкий баланс и здесь нужны единомышленники.

Как вы добиваетесь этого сочетания?

Костяк авторов «Пампасов» - из клуба детских писателей «Чёрная курица» и мы уже более 25 лет работаем, по сути, как творческая лаборатория в этом направлении. Можно сказать и так, что мы – орган «Чёрной курицы».

Как выжить детским журналам на бумаге - с помощью дотаций, госпрограмм, грантов? выпуском в комплекте с рекламными приложениями?

Нужны госпрограммы на познавательные и развивающие журналы, развлекательные сами выживут. У нас выходил юмористический журнал «Вовочка», его выпускал Лев Яковлев, автор передач «Детские анекдоты». Такие журналы могут прожить на подписчиках. От «Вовочки», по слухам, отказался сам издатель. Я не изучал вопрос о дотациях, не искал ресурсы: худо-бедно мы живём и посещаемость наша растёт, было много предложений продать журнал, от которых я отказывался. 15 лет мы инвестируем в детскую литературу свои силы и своё время, помогаем взыскательному читателю найти одарённых писателей. Я много езжу по стране - и нас знают по всех областных детских библиотеках, куда меня приглашают.

Как вы сотрудничаете с авторами, где берёте? Почему, по вашему, многие авторы согласны печататься в детских журналах бесплатно?

У нас поток авторов примерно поровну идёт из сети - и по моим приглашениям. Олег Кургузов, прекрасный писатель и журналист, который стоял у истоков легендарного «Трамвая» и журналов «Куча мала», «Улица Сезам», ещё при жизни передал нам «золотой фонд» – несколько десятков рассказов. Из сети пришла в 2000 году Ольга Колпакова, теперь это именитый автор, у неё десятки книг, я сам её книгу издал в серии «Для тех, кому за 10». Авторам мы не платим, многие хотят разместить свои тексты в «Пампасах», так как знают, что у нас хорошая слава, мы книги издаём…

Почему, как вам кажется, детские авторы готовы печататься бесплатно?

Обычно нам дают свои вещи люди, которые начинают свой писательский взлёт. Так было с Артуром Гиваргизовым, Стасом Востоковым, Анастасией Орловой, Ириной Краевой и многими другими. Они на определённом этапе нуждались в поддержке. Детские писатели, за редким исключением, зарабатывают не литературой, к сожалению… Сейчас мало кто зарабатывает книжками и премиями. Мы на журнале не зарабатываем, и поэтому мы честно поступаем с авторами. У нас по сути обмен: мы делаем автору страницу в сети, он нам даёт вещи, которыми хочет себя представить в нашем кругу. Журнал наш – стартовая площадка и библиотека хороших авторов. Деньги нужны писателям, но заработать публикациями в журналах, как это было в советские времена, сейчас невозможно.

Что вы думаете о конкуренции сетевых и бумажных изданий? Каким видите будущее детских изданий? Не уйдут ли они в сеть? Какими они должны стать в сети?

Должно быть всего много, детские издания на бумаге не пропадут, но им нужна поддержка, сеть предоставляет много возможностей: мы будем и ролики загружать с чтением рассказов, и чаты делать с авторами – всё ещё впереди!

Изменились ли тексты Пампасов, уйдя с бумаги в компьютер? Должны компьютерные и бумажные тексты для детей чем-то отличаться? Может, только при подаче?

Это вопрос простой и сложный: простой потому, что в бумажном журнале было много познавательных текстов, которые мы заказывали или нам приносили журналисты - и за них, конечно, надо было платить. В интернет-журнале у нас тексты художественные, литературные, есть и картинки - но всё это на безвозмездной основе, нам предлагают сами художники порой свои картинки. Молодые художники находят наши тексты и делают иллюстрации - так было с моими рассказами, которые проиллюстрировала чудесно Ольга Чернышова из Одессы (см. здесь http://epampa.narod.ru/nech/dvor.html).

Компьютерные тексты могут использовать весь арсенал электронных средств - гиперссылки, аудио и видео файлы, и мы движемся в этом направлении, но пока не достигли тех высот, которые используют профессионалы в области электронных игр. Однако для художественного текста это не обязательно, порой это может отвлечь, заменить читателю его воображение чужим. Ведь чтение - это очень сложный процесс по десимволизации и воссоздании образов в своём сознании, это процесс сокровенный, в чем-то даже интимный - и мешать ему не стоит. А вот как помочь, это отдельный и большой разговор. Здесь я бы начал с отца Павла Флоренского, который заметил, что каждый стиль изображения связан со своей религией - икона с православием, живопись маслом - с католицизмом. С какой религией будущего связаны мерцающие писксели экрана - надо подумать.

Какой должна быть читательская интерактивность в детском журнале, какова она у вас?

Я считаю, она должна быть велика. Но для этого нужны новые сотрудники или помощники, хотя бы электронные. К сожалению, сейчас мы находимся не на той платформе, чтобы в полной мере использовать интерактивность. Вообще "Пампасы" задумывался как интерактивный журнал, и здесь нам есть куда расти.

Как часто обновляется ваш журнал? Какова его посещаемость?

Мы обновляемся обычно два раза в неделю. Сейчас к нам в сутки приходит более 500 человек - и больше тысячи загрузок разных страниц в день, если верить этому счётчику http://rating.openstat.ru/site/413897 

Живописная ностальгия (Александр Бровин)

9 Декабрь 2014 г. в 15:36

Александр Бровин настолько свободно владеет техникой живописи, что может не только легко создавать традиционные для изобразительного искусства образы - и изобретать новые, доселе невиданные.
Художник поступает как авангардный модельер, своеобразный модный кутюрье - но одевает он в свои одежды не столько людей, сколько дома, машины и целые города. Весь мир одевает и переодевает художник - здания, замки, башни оказываются у Бровина ряжеными: они преображаются неузнаваемо. Город принимает форму дерева, Коллизей становится муравейником, московская высотка клонится Пизанской башней. Вообще башни - это "конек" Бровина: он на своем веку придумал столько видов башен, сколько не спроектировал ни один архитектурный Институт. Надо бы Бровину выдавать патенты, да вот только работает он не с помощью быстрой компьютерной графики, а в традиции настоящей "рукодельной" живописи, гуаши, акварели ... Башня - это архетип культуры, символ человеческих свершений еще со времен Вавилона, и художник показывает, что эта тема является по сути неисчерпаемой.

Уникальное дарование Бровина позволяет ему чувствовать и передавать дух разных эпох. Кажется, что порой его полотна чем-то напоминают романтические пейзажи Каспара Давида Фредерика или Джаванни Паоло Панини (18 век), который создавал воображаемые виды реальных построек в Риме. Из русских художников тут даже трудно кого-то назвать: настолько самобытен и оригинален здесь Александр Бровин ... В его полотнах чувствуется ностальгия по ушедшей культуре в духе Пьера Пателя (17 век), здесь любовь к древности сочетаются с фантазиями футуристов и конструктивистов: все происходит само собой, - и русский живописец легко соединяет идеи Брейгеля и Леонардо, замыслы старых мастеров с новейшими компьютерными технологиями.
Можно упомянуть здесь некоторое сходство работ Александра Бровина и Афанасиуса Киршера, Юбера Робера - но нам представляется важным не выстраивание рядов чем-то близких по духу художников: важен тот вызов, на который отвечают работы Бровина. По сути это вызов русской живописной традиции, которая за последние двести лет смогла не только создать немало самобытных шедевров, - она в работах лучших своих мастеров осознала себя ныне частью мировой художественной культуры. Русские художники находятся "на уровне" современного искусства и чувствуют настолько свободно, что позволяет себе шутить над собой. И работа "Зима" Александра Бровина, где показана Вавилонская башня в ее зимнем, русском варианте - тому яркий пример.

С воодушевлением любви (о творчестве Александра Москвитина)

17 Декабрь 2014 г. в 15:37

Художникприходит в мир, который уже полон образов. Но образы эти имеют разный статус,разное качество и не одинаковую ценность. Часть из них можно отнести к числу"первозданных" - это те, которые были сотворены до человека. Однакосами визуальные образы не могут жить без людей: дело в том, что границы образаопределяет сам человек ("образ" родственно слову "обрез" -выделяя из мира часть, мы творим её образ в своей душе). Иное дело, чтоцельность всего мира может быть запечатлена в его части - так на обломкеголограммы содержится информация обо всей картине.
Образовстановится всё больше – мы живем в мире, где творил Петрокл, Леонардо, Вермеер и Матисс, - художественная вселенная всёрасширяется: и для кого-то число образов уже избыточно, их слишком много - ипоявляется искушение вовсе отказаться от них... Создание полноценного образа –сложнейший труд, настолько серьёзный, что художники ХХ-XXI веков сплошь и рядом стали отлынивать отнего и под разными предлогами увиливать от тягот собственно изобразительногоискусства. Художники теряют внимание к миру, внимание же – это принятиевнешнего мира во "внутреннее имение", что обусловлено пристальнымвсматриванием в образ: прежде чем создать образ, надо увидеть его через призмутворческого осознания. Мироощущение, основанием которого является внимание, вомногом утрачено нашими современниками и перестало цениться сообществом"современного искусства".

Моднымисреди "сообщников" стали концепции и замыслы, литературность и стилизации, навязывающие зрителюсвои представления. Впору защищать натуру от художников, потерявшихспособность любить и благоговеть и взявших за манеру измываться,экспериментировать над образами, ставить бесконечные опыты - подобносредневековым инквизиторам такие художники относятся к образам как к объектамдля пыток. Эти художники заражены сплошь и рядомпозитивизмом и заняты пропагандой этого мировоззрения, сами того подчасне ведая.
Заметим,что русское слово "мироощущение" неимеет прямого перевода, скажем, на английский язык: законодатели художественныхмод из Нью-Йорка не имеют даже представления о возможном равновесии междумироощущением и мировоззрением, междувосприятием изначальной образности мира и выражением оного.
Мироощущениеявляется первичным человеческим даром: младенец не умеет говорить, но ужеслышит, не умеет рисовать - но видит. Ощущение полноты бытия, насыщенности иинтенсивности переживания каждого мига жизни, дарует высшее состояние души,которое чувствует художник. Он способен выразить и сообщить зрителю этоощущение, которое можно назвать "любованием": оно сродни молитвенномуэкстазу. Зритель осознает, что мир изначально чист и создан как Рай длячеловека.
То, о чёммы говорим - это подоплёка, исток творчества: зачем творить, если не любишь?Художник может передавать зрителю и свое смятение, и боль - но все страстныесостояния души разворачиваются на фоне безусловного изначального"пакта" о мире и любви, который заключает художник с Богом. Несоперничество с Тем, кто в качестве первого художника сотворил сам свет, асотрудничество, синергия: труд по образу и подобию...
Этапреамбула понадобилась нам, чтобы войти в мир Александра Москвитина, редкого понынешним временам художника, картины которого передают первозданное ощущениеполноты бытия. Этим ощущением художник щедро делится со зрителем: оно избыточнонастолько, что в нем каждый может обнаружить "свою" составляющую.Поклонник концептуализма найдет у
Москвитина целый замыселустроения художественной вселенной: действительно, в ряде работ он используетобратную перспективу так, чтобы усилить стереоскопию взгляда самого зрителя.Пространство, выстроенное художником за холстом, не является ни плоским,экранным, ни тем, которое мы видим при взгляде в окно, - оно вовсе не являетсяпассивным, экспонированным вовне инертным образом.
ПространствоМосквитина активно, оно напряжено так, что воздействует на зрителя: передкартиной образуется зрительное поле, как продолжение того пространства, котороезадает холст. Картина сообщает зрителю определенное состояние, преображает егопсихическую энергию. Об обратной перспективе в иконах писал Павел Флоренский -но кто из современных художников способен овладеть приемами древнихиконописцев? Москвитин использует концепты, которые лежат в основаниитворчества мастеров иконописи. Художник создает не только рисованное полотно,он творит мир "двойной" по ту - и по эту сторону картины.
Споявлением фото, кино и телевидения мир картинок как окошек и глазков,"одноглазый" обскурантистский мир волшебных фонарей, ящиков и объективовстановится всё менее художественным по сути своей: пространство ящика легкоисчерпать, так как оно замкнуто, принципиально ограничено - возникаетчудовищная простота показа фокусов в ящике - та простота, которая хужеворовства.
Мы неможем сегодня оценить размеры пространства, которое у нас украдено телевидениеми компьютером. Глазеющим в экран второй глаз не нужен. Не нужно и пространстводля восприятия - человек довольствуется плоскостью. Примитивизация человека -вырождение того существа, которое было создано "по образу и подобию"- вот знак времени, та цена расчеловечивания, которую мы платим за техническийПрогресс. Именно против этого расчеловечивания и выступает художник - егополотна можно рассматривать как манифесты "двуглазовости", иМосквитин прекрасно это осознает. Он радикален в постановке собственнохудожественных задач, - его картины несут знаки принципиальной новизны, чтосвидетельствуют о масштабе дарования.
Чтособственно художник имеет нам сообщить? Рыбы, изображённые им, словно рождаютсяиз вихреобразной красочной субстанции, они есть продолжение волн, в которыхкружатся икринки и пузырьки - здесь есть своеобразная натурфилософия, философияприроды и жизни как феномена красоты, предельного феномена... Жизнь рождаетсяиз красоты - не из пыли и грязи (как думали учёные мужи Средневековья) а изсвета, воды и воздуха, из тех субстанций, которые чище и совершеннее всего.
Драгоценная"субстанции любви" разлита в палитре художника, даёт знать о себе вэнергичных мазках, переливается перламутром на боках рыб на картине "Нанерест", играет на шкуре "Единорога". Полотнами Москвитина можнолюбоваться ещё и потому, что они пронизаны тем светом, в котором угадываетсяотблеск изначальной любви, с которой начался мир.
Живописныйсубстрат, подоплёка живописи Москвитина энергийна и светозарна. Характерно вэтом отношении полотно "Подсолнухи" - само обращение к этим чудеснымрастениям, следующим за светом солнца, символично. Однако если вглядеться вкартину, вы не найдете ни одного похожего цветка - каждый из них ищет, находити теряет солнце по-своему, они по-разному ориентированы и представляют собойлюбопытное цветущее единство в многообразии. Заметим,что растения эти - весьма жёсткие по своей природе, их задача - выстоятьв борьбе с ветром.
Всем сошкольной скамьи набило оскомину чтение картин русских реалистов, как книг пообязательной программе. Однако у Москвитина литературность лишь намечена, пафоскартины вовсе не в диалоге с реалистической традицией - современный художникищет традицию глубже, вне того круга условностей, который был характерен длярусской живописи Х1Х века. Природа в полотнах Москвитина выходит на первый планкак самовластная стихия, обладающая собственной магией. Люди же представляютсякак существа странные и удивительные - художник всматривается в лица обитателейСибири (где он, кстати, и родился) как в маски древних кумиров, которые хранятсвои, подчас неведомые им самим, тайны.
Однако вполной мере талант художника раскрывается тогда, когда он обращается к явлениямгеологического масштаба: горы и водопады, леса и поля передаются им сэнтузиазмом первооткрывателя. Зритель воспринимает экстаз художника, чувствуетего неподдельный восторг - и заражается этим ощущением, с которым сама стихия,кажется, слагает гимны себе в виде образов Москвитина. Картины художникаисполнены чистого пафоса и торжества, они подобны стихам ХVШ века - вспомним начало Державинского"Водопада":
Алмазнасыплется гора
Свысот четыремя скалами,
Жемчугубездна и сребра
Кипитвнизу, бьёт вверх буграми;
Отбрызгов синий холм стоит,
Далечерев в лесу гремит.
Любопытно,что когда художник обращается к цивилизации города, он видит и в индустриальныхпостройках превращения первозданного хаоса: так дымы из труб над городомкажутся чадом изо рта гигантского дракона... В целом же творчество Москвитинапредставляется нам обращением к первообразам, обращением столь последовательными радикальным, что художник видит в реальности пласт глубокой архаики.
Москвитинсам творит образы по подобию Первотворца – с энтузиазмом и воодушевлениемлюбви.

Жертва Шевченко

10 Август 2014 г. 

«Кобзарь» открывается «Причинной». Речь идёт о девушке, которая ожидает возлюбленного и обращается за помощью к ворожее. Та завораживает, заговаривает её так, что девушка повреждается рассудком и становится невменяемой. Для такого случая, когда душевное расстройство обусловлено колдовством, на украинском языке есть специальное слово: «причинной» называется женщина, воля и поведение которой находятся под влиянием посторонней силы (например, под гипнозом). Сам факт наличия в языке такого слова о многом говорит – в русском языке данный концепт одним словом не назван, приходится использовать несколько слов. Тут ни блаженная, ни помешанная, ни завороженная ни подходят, ближе всего по смыслу недавно появившееся слово «зомбированная». Симптоматично, что первое слово в Кобзаре по смыслу связано с зомбированием. Заметим, что зомбирование – необходимый этап для процедуры жертвоприношения. История «Причинной» завершается двойной смертью: не дождавшись юноши, девушка гибнет, а юноша кончает самоубийством, обнаружив на берегу мёртвую возлюбленную.
Мы не знаем, какие цели преследовала ворожея, в чём смысл данного двойного жертвоприношения. Существуют отголоски преданий о том, что прекрасных юношей и девушек приносили в жертву богам, причём жертвоприношения были добровольными и сопровождались путешествиями молодых людей (они проходили таким образом посвящение). Любопытно, что сам Шевченко к священнослужителями относился настороженно: «пришли попы с хоругвями» - эта строчка говорит о попах как о ком-то чужом, постороннем. А что у него видится как своё? Две могилы в жите, деревья над могилами, кукушка и соловей, что прилетели на «ялину и калину» и русалки, что выходят по ночам «с Днепра греться».
За «Причинной» в «Кобзаре» следуют стихи, называемые «Думки». Думки – это мысли, и эти мысли полны плача, они неразрывно связаны с чувством тоски и печали, сетованием на свою судьбу (долю). Не дал Бог доли: дал красоту, но не дал удачи, богатства и счастья – излюбленная мысль Шевченко. Мотивы здесь, причины для тоски могут различаться: расставание с Родиной, с любимыми, странствие, смена «своего» на «чужое» в поисках счастья… Но одинаков конец: неудача, разочарование, смерть. Плач казака подхватывает девушка, потом жалуется на жизнь, стонет сирота, потом брошенная молодица. Этот бесконечный плач имеет в литературе давнюю традицию, которая тянется по меньшей мере с вавилонского обвинения Бога – теодицеи. Шевченко свидетельствует: нет в жизни счастья, нет доли. Красота не помогает, а только усугубляет страдания, накаляет страсти, служит поводом для несчастий. Полюбили тебя за красоту и бросили, наигравшись… Боги ли, богатые и властные люди – все ведут себя предательски в этом безблагодатном мире.
22 апреля 1838 года Шевченко стал свободным человеком – и в знак благодарности посвятил Жуковскому поэму «Катерина». Поэма начинается так:
Кохайтеся, чорнобривi,
Та не з москалями,
Бо москалi – чужi люде,
Роблять лихо з вами.

«Москали» - главным образом служивые, русские люди, попадающие на Украину не по своей воле – по командам из Москвы. Деление на «своих и чужих» - одна из главных тем Шевченко. Чужими могут быть не только москали: во-первых, все незнакомые; во-вторых, знакомые, но не родные (односельчане); и, в-третьих, те родные, которые отталкивают вместо того, чтобы помочь. Этот третий тип «чужих» - самый опасный: мать с отцом выгоняют юную дочь из хаты, их жестокость обусловлена жёсткостью патриархальной морали. Не только сама молодица, потерявшая целомудрие, но и вся её семья становятся изгоями. Односельчане, следующие традиционной морали, превращаются в лютых врагов, и молодую женщину ожидает страшное возмездие. Нет речи о христианском прощении и милости, о любви к ближним своим – в мире Шевченко торжествует жестокость и языческий закон мести.
Контакт с «чужим» (москалём) ведёт к отчуждению односельчан и родных: после рождения ребёнка, который становится живым свидетельством греха, чужим становится весь мир. Надежды на помощь прежде милого москаля оказываются напрасными. Главная героиня поэмы оказывается преданной дважды, она теряет опору, «зависает» между двумя мирами: селянами и москалями – и кончает жизнь самоубийством, бросая ребёнка на дороге.
Мы имеем дело с запретом, табу, типичным для первобытного коллектива. Шевченко взялся за задачу художественно доказать необходимость этого табу на новом этапе развития общества – в середине ХIХ века. Его консерватизм имеет основания не столько политические или идейные, сколько мировоззренческие, они основаны на глубокой архаике.
Шевченко ведёт свою родословную из традиционного общества, которое оказывается в ХIХ веке настолько несовременным, что вызывает слом сознания, неадекватность реакций. Отсюда его чистосердечное непонимание ситуации, святая невинность: он посвящает русскому аристократу поэму, в которой можно увидеть антирусскую направленность. А можно и не увидеть, если представить, что Шевченко писал из такой глубины веков, думал в таких понятиях, в которых проблема «русский – украинец» не ставится: есть проблема «свой – чужой», «воля – неволя»…
Поэма «Слепая» написана Шевченко на русском языке – словно специально с той целью, чтобы показать русским их роль в судьбе Украины. Здесь опять действует главный отрицательный герой поэта – злой москаль. Но «степень» его зла доведена до демонического, инфернального предела – если в поэме «Катерина» москаль «згвалтував» (обесчестил) девушку и затем исчез из её жизни, то здесь он возвращается вновь через шестнадцать лет – чтобы так же точно поступить с дочерью. Тот факт, что девушка является и его дочерью, не останавливает «клятого москаля» - перед нами уже не просто гусар-гуляка, а извращенец, изувер.
Что касается подобных извращений, их немало в Библии, где цари живут со своими дочерьми. Есть свидетельства о том, что в иных древних культурах, среди элиты – царей-жрецов такая практика была скорее нормой, чем исключением. В поэме «Слепая» мы имеем дело с чем-то похожим: москаль, «дидыч» является хозяином поместья. В народе, в русле христианства связь между отцом и дочерью является не просто постыдной – но и преступной, кощунственной: существует табу, запрет на сексуальные отношения среди близкой родни. Мать и сын, отец и дочь связаны любовью иного рода и перевод их отношений с плоскость секса – святотатство. Заметим, что именно такие извращения сейчас бурно обсуждаются на Западе (есть особый термин abuse таких отношений). Москали у Шевченко овладевают дивчинами не путём насилия, а по согласию, через соблазн. И москаль-военный в «Катерина» и москаль-помещик в «Слепой» берут дивчин ласками, по любви. Катерина мечтала о том, чтобы стать панной, поехать в Москальщину, красиво приодеться. Героиня поэмы «Слепая», до поры своих несчастий была обласкана молодым помещиком и одета им в дорогие одежды. Пытается соблазнить дидыч и свою дочь – но это ему не удаётся, дочь убивает отца и поджигает поместье.
Соблазнение не удаётся: сердце девушки принадлежит молодому казаку, гайдамаку, атаману бунтовщиков. В конце поэмы дочь слепой оказывается явно не в себе: она танцует, поёт в пламени пожара и в довершении всего бросается в огонь. Отношения отца и дочери непросты: здесь происходит двойное жертвоприношение. Такими жертвоприношениями полна поэзия Шевченко. Обычно в жертву приносится любовная пара, здесь же речь идёт о паре отец – дочь и можно предположить мотив любви-ненависти.
Если рассматривать написанную по-русски поэму Шевченко как модель отношения Московии (русской власти) с Украиной, то и Россию, и Украину не ждёт ничего хорошего. По Шевченко, отношения развиваются так: власть в лице дидыча овладевает Украиной (сельской красавицей) путём соблазна – и бросает на произвол судьбы. Когда вырастает дочь – совместное дитя дидыча и селянки (русской власти и украинского общества), русская власть вновь является и предъявляет претензии, пытаясь овладеть своей дочерью. Ситуация парадоксальна: русский пан отказывается от естественной, родственной связи со своей дочерью и пытается соблазнить её. Эдакий вечный искуситель, Змей Горнынович и Кащей Бессмертный в одном лице.
Вот вам и отношения России с Украиной. Налицо единство генетическое, которое обеспечивается соединением оплодотворяющего русского духа с живородящей украинской почвой. Но дух русский по Шевченко, не имеет памяти и не почитает родства. Он готов овладевать Украиной вновь и вновь, соблазняя её, подчиняя себе и вновь бросая. Русский не признаёт родства, не признаёт ответственности за Украину как за дитя своё. Но хочет овладеть ею, соблазнившись её красотой и соблазняя своим статусом и богатством.
Никакого выхода из этого круга Шевченко не показывает, не видит, и даже намёка не даёт. Он придаёт своей поэме звучность пушкинского стиха, стилизуя её, сверяя по высшему русскому литературному стилю – тут уже есть и Жуковский, и Гоголь. Любовь-ненависть, родовая травма, убийство детей как крайняя степень драмы отцов и детей – фирменный стиль Гоголя. Как не крути, Киевская Русь – общее достояние России и Украины. Шевченко предлагает свою историю родства, в которой Украина является субъектом страдательным: она осиротела (лишилась отца – Киева), потом подверглась русскому соблазну, который явился уже как дух чужеродный, со стороны породнилась с ним – и ослепла, будучи наказана свыше за такой грех. Родство с москалями порождает у украинцев пустые надежды, самими же москалями оно не ценится, ничего для них не значит. Неутомимый русский дух вновь соблазняет дочерей Украины и уничтожает её сыновей, не считая их своими родными, а считая подданными.
Эти концепты Шевченко не только впаял в национальное сознание украинцев, а поэме, написанной по-русски, он дал возможность русским возможность посмотреть на себя со стороны. Обманщики, соблазнители, хищники – вот кем оказываются москали! Правда, дело не столько в русскости, сколько в общей лжи городской культуры, в противостоянии её культуре сельской, которая так доверчиво стремится к городу, открывается ему, любит его. Дело в разнице господ и простых крестьян, в крепостничестве. Все эти разницы, все противостояния пытается преодолеть любовь – и не может. Культура, как её видит Шевченко, глубоко архаична. Это по сути дохристианская, языческая культура. Если слепая мать пытается найти себя в христианстве, то дочь на призыв матери «Перекрестись» отвечает:
Я крестилась,
Я горько плакала, молилась,
Но Бог отверг мои кресты,
Мои сердечные молитвы.
Да, он отверг. А помнишь ты?
Нет, ты не помнишь, ты забыла.
А я так помню: ты учила
Меня, малютку, кровь сосать
Да О т ч е н а ш ещё читать.

Поэма пронизана фольклорными мотивами: москаль держит Оксану в неволе, как змий – похититель и соблазнитель девушек. Он утащил девушку в своё гнездо – поместье и после неоднократных попыток соблазнить её и взять добром в конце концов насилует. За что и гибнет.
Всмотримся в мифологический корень свидетельства Шевченко: «нема доли», отнесёмся к нему внимательно. Доля – это судьба, доля даруется людям языческими богами. Счастье – это часть той благодати, которая проливается богами на людей свыше, из «небесной бадьи». Речь идёт ни много ни мало – о картине мира. Люди, жившие в приднепровских степях две-три тысячи лет назад, представляли, что в мире существует круговорот благодати. Боги даруют каждому человеку свою долю благодати, но чтобы поток благодати на земле был неиссякаем, на земле надо её собирать и поднимать к богам в небесной бадье. Это функция жрецов, именно они своими действиями способствуют заполнению бадьи, своими молитвами поднимают её к небесам.
Не старается ли Шевченко инстинктивно возобновить те процедуры принесения в жертву людей, которые нам известны по реконструкциям древних обрядов? (Описаны они в книгах киевского археолога Юрия Шилова). Жертвы, принесённые даже на бумаге, могут возыметь действие – и боги будут удовлетворены, небесная бадья наполнится благодатью, поднимется к ним – и прольётся сверху на людей (продолжение следует -это первая часть моей статьи, которая была написана 12 лет назад и опубликована в газете "Литературная Россия". Сейчас она кажется мне важной для понимания процессов, происходящих на Украине). 

Шевченко требует принести в жертву врагов не на бумаге, а в действительности – он пишет в своём программном стихотворении «Заповит»: «вставайте, порвите кандалы и окропите волю злой вражеской кровью». В «Заповите» Шевченко утверждает, что для него нет Бога, пока Днепр не понесёт вражескую кровь в море. Странное для христианина утверждение. Зато с точки зрения язычника всё логично: бог не действует, пока ему не принесены жертвы. Есть тот бог, который даёт благодать (долю, счастье, удачу, судьбу). Тот бог, который её не даёт – не существует. Чистый прагматизм, народная мудрость. Бог должен работать неукоснительно, как солнце, плодоносить, как пашня, в которую бросают по весне семена. Конечно, можно представить, что всё это Шевченко заявил «ради красного словца» - однако вполне серьёзно это стихотворение учат наизусть дети в каждой украинской школе. И на совести учителей лежит интерпретация - кто же тот враг, чьей кровью надо «окропить волю».

Во времена советской власти за Шевченко закрепили ярлык певца классовой борьбы. Ныне за ним хотят закрепить ярлык певца национально-освободительной борьбы. Вернее было бы сказать, что Шевченко выступает вообще против цивилизации, государства, города, - против безблагодатного мира Нового Времени.

К концу творчества у Шевченко появляется мотив «дрибных» - мелких душ, эти мелкие душонки и позволяют властвовать над ними царям… Что же касается «высоких могил», то поэт в последнем стихотворении «Кобзаря» вновь возвращается к ним и называет их «могилы-горы». Здесь он приближается к пониманию разницы между великими, великодушными личностями и низкими, малодушными людишками: мелкими зовутся души, когда их измеряют мерой нравственных чувств. В этих могилах-горах покоятся древние жрецы и скифские цари, о чём мы точно знаем сегодня.

Сам Шевченко завещал себя похоронить вне кладбищенской ограды, на горе под Каневом. Хотя это завещание рассматривалось священниками как нарушение христианской традиции, оно было выполнено. Отпевание произошло в Киеве, при огромном стечении народа. Ни церковные, ни светские власти не решились нарушить волю покойного, чтобы не всколыхнуть массы поклонников поэта, не дать повода для бунта, к которому он призывал в стихотворении «Заповит».

По воспоминаниям современников, в бытность свою в Киеве, ещё до ссылки, Шевченко забавлялся тем, что ходил по трактирам и показывал некий «фокус». Он клал на стол одно зерно и говорил: «это царь». Клал вокруг десяток зёрен: «это знать». А потом сыпал сверху горсть зерна: «а это – мы». Что хотел сказать поэт? Что цари и знать такие же люди – смертные, как и простой люд? Считалось, что власть царя не только опирается на силы и привлекает ресурсы исключительных по своему значению людей – знати, но и освящена свыше. Царская власть считается сакральной, она даётся от Бога. Именно с этим концептом вступил в борьбу Шевченко – на трактирном столе нет ниточек, которые держали бы зёрна сверху, на плоскости нет иерархии.

В наибольшей степени феномен Шевченко представляется полезным для анализа мировоззрения той фигуры, которая зовётся лапидарно «мужиком» (или политкорректно «сельским жителем»). Никто, как Шевченко, не выразил в своём творчестве его души. Дело в том, что все великие писатели и поэты России ХIХ века происходили из дворян. Литература была занятием аристократов. Лишь в ХХ веке появились фигуры Есенина и Платонова, которые могут быть отнесены к выходцам из народа. Фигура Шевченко является ключевой для анализа первопричин многих исторических событий. Значение же самой Малороссии в духовной судьбе России Нового времени трудно переоценить. Так, по мнению ряда историков, раскол в православии имел причиной присоединение Украины к России – именно на Украине зародилось - и в конце концов победило движение церковного реформаторства. Раскол можно представить как род энергетической «отдачи» после расширения границ царской России на юг, как жертву, которую понесло русское общество, увеличив территорию своего влияния. Не исключено, что сегодня начался и происходит обратный процесс.

Послесловие. Эта статья была опубликована в газете «Литературная Россия» в марте 2002 года под названием, которое дала редакция: «Кобзарь без глянца». Электронная версия её была утрачена и текст восстановлен по газетной публикации, восстановлено и первоначальное название: «жертва Шевченко» мне представляется более адекватным названием для той ситуации, которую мы видим сейчас. С одной стороны, сам Шевченко был жертвой обстоятельств, родовой травмой этого одарённого человека была неволя, крепостное право, с другой стороны, сама Украина, для которой Шевченко стал национальным брендом, мифом, оказывается теперь его жертвой – травма Шевченко рассматривается как матрица, по которой воссоздаётся национальное самосознание украинцев. Травма не излечивается, а углубляется, усугубляется, переходит в разряд священных ценностей. В результате вместо преодоления тех разрывов в сознании, которые соответствуют переходу от сельского к городскому образу жизни, мы имеем архаизацию сознания, одичание: Шевченко ведёт не в будущее, а в прошлое – и военный конфликт на Юго-Востоке Украины подтверждает этот вывод.

См. нашу беседу с Андреем Пустогаровым здесь http://ruszhizn.ruspole.info/node/5468 и статью Юрия Шарапкина здесь http://svpressa.ru/blogs/article/89975/