Гоголевская история самиздата: миф и рынок

С 50-х годов прошлого века литературная богема была неотделима от художественной: поэты читали стихи в мастерских художников в присутствии любителей живописи и поэзии, критиков и коллекционеров, возникали подобия литературных салонов. Публикации в "самиздате" и "тамиздате" служили символическим капиталом в такой богеме, поэты участвовали в обсуждении картин и создании концепций неофициального искусства. Дневниковые записи и воспоминания художников и поэтов (Анатолия Брусиловского, Валентина Воробьева, Всеволода Некрасова, Виктора Пивоварова, Оскара Рабина и др.) позволяют представить историю неофициального искусства и самиздата в координатах соотношения "мифа" и "рынка".

Миф несет следы сакральных, вечных ценностей: того, что "нельзя купить". "Любовь нельзя купить" - но за то, чтобы полюбить, можно и "приплатить". Иными словами, миф на рынке присутствует как особая добавка к товару (рекламная сказка или привлекательная иллюзия). Модель соотношения мифа и рынка явлена нам в повести Гоголя "Сорочинская ярмарка".

Действие повести происходит на ярмарке, и здесь товары переходят из рук в руки, происходит обмен путем купли-продажи. Солопий Черевик вырастил хороший урожай пшеницы, привез пшеницу на ярмарку и захватил свою злую жену Хиврю и дочь от первого брака - красавицу Параску. Молодой казак Грицько вырастил волов и привез их на продажу. Грицько и Параска полюбили друг друга и хотят пожениться, но встретили "классическое" затруднение в виде мачехи Хиври, которая противится этому браку. Преодолеть эту помеху берется цыган, который со своими подручными разыгрывает целое представление (перформанс, на языке современного искусства: свиные рыла в окне, красная тряпка в руке, смертный ужас, погони, тюрьма и чудесное спасение). В дело пускается предание о черте, который потерял на ярмарке "красную свитку". Красная свитка, по преданию, не вступает в рыночные отношения - она не подлежит купле и продаже и, более того, на ярмарке приносит несчастье: продавец, обнаруживший свитку среди своего товара, не может его продать. Предание о свитке устрашает Солопия Черевика, он попадает в затруднительное положение, откуда его выручает Грицько. В качестве награды за помощь Грицько получает Параску, влюбленные воссоединяются.

Миф в "Сорочинской ярмарке" используется для достижения нерыночных целей. Именно он позволяет преодолеть затруднение, соединить влюбленных. Если рынок ассоциируется с горизонтальными связями (обмен товарами), то миф ассоциируется с вертикалью - миф приходит из глубины веков и уходит в будущее. Есть люди, которые могут использовать миф: они разворачивают его, превращают в иллюзию (устраивают представление) и добиваются своих целей. Эти люди тоже присутствуют на рынке (как цыган у Гоголя). Но они торгуют не материальными ценностями, а услугами особого рода. Цыган напоминает волшебного помощника из русской сказки. Но помощь он оказывает не задаром (в случае "Сорочинской ярмарки" Грицько жертвует волами, продавая их по дешевке). Цыган и его подручные - артисты, наследники древней касты жрецов, они кормятся от жертв, которыми умилостивливают языческих богов. Им приходится разыгрывать весьма хитрые представления, которые эффективно действуют на простаков.

В повести Гоголя можно увидеть следующую модель взаимоотношения мифа и рынка: миф превращается в иллюзию, которая входит в конфликт с коммерцией, работа рынка приостанавливается. Освобождение из этой затруднительной ситуации требует благодарственной жертвы. Я писал о модели взаимоотношения мифа и рынка по Гоголю ранее, здесь кратко изложено существо дела, позволяющее применить эту модель к истории происхождения самиздата.

Миф самиздата

Как в повести Гоголя, литературный и художественный рынок в Советской России находился под воздействием развернутой в реальность иллюзии. Следуя советской мифологии, власти пытались установить централизованный контроль над всеми аспектами жизни - экономическими, интеллектуальными, художественными. Однако было невозможно держать под контролем весь художественный рынок, потому как если есть те, кто хочет писать и рисовать, и те, что желает читать, смотреть и покупать картины и книги, то силы этих желаний оказывают огромное давление на любые препятствия, которые им чинят.

В 50-е годы прошлого века возникли полуподпольные круги, дружеские кружки, салоны - и появились агенты, осуществляющие услуги на рынке искусств. Существовал официальный рынок букинистических книг и антиквариата, формировались "черные рынки" и прочие формы отношений продавцов и покупателей. Возврат запрещенной прежде литературы в открытые хранилища библиотек определял тенденции нормализации литературной жизни. Возникли первые очаги "неофициального искусства" - группа "Лианозово", группа "Черткова"... Начинают выходить самиздатовские издания (подробнее об этом можно узнать на сайте "Неофициальная поэзия").

В своих воспоминаниях художник Валентин Воробьев весьма едко прошелся по истории начала самиздата. Так или иначе, он связывает возникновение самиздата с публикацией Александром Гинзбургом стихов Игоря Холина, признанного "гения богемы", одного из членов группы "Лианозово". Конечно, самиздат существовал и до этого, но в "домашнем" варианте, как издание своего или переиздание чужого, но в систему это дело превратилось после Гинзбурга.

"Год 1958-й - год чрезвычайный со всех сторон.

Студенту Алику Гинзбургу пришла крамольная мысль - распространить стихи Холина машинописным списком, в "самиздате".

"Дело было новое, никто за это еще не сажал, и хорошо пошло", - вспоминал он сам.

Студента Гинзбурга за распространение тетрадки на год упекли в тюрьму, а поэт Холин стал так знаменит, особенно после газетного пасквиля 1960 года "Бездельники карабкаются на Парнас", что его буквально разрывали на части московские салоны" (Воробьев В. Враг народа. Воспоминания художника. - М., 2005).

Следует заметить, что подобные дела - издание чужих стихов - практиковались и до Гинзбурга. У того же Воробьева находим, что занимался этим Александр Васильев, сын режиссера Георгия Васильева, автора легендарного "Чапаева":

"Сашка Васильев жил на Солянке (угол Большой Синагоги) в чудной библиотеке на четыре стены. Под солидным стеклом книжных шкафов, среди аккуратных рядков стояла вся литература, исчезнувшая из официального потребления. Редкие книжки футуристов, много Волошина, Ахматова, Мандельштам, Цветаева, Пастернак, рукодельные тетрадки "заумника" Алексея Крученых.

У Сашки был домашний бизнес. На отцовском "Ундервуде", на три-четыре копирки он выбивал стихи неизвестных или запрещенных поэтов и продавал любителям поэтической новизны за доступные гроши.

"Все на борьбу с темнотой!"

В углу, в затылок друг другу, стояли иконы. "Доски для обмена" - по квалификации Сашки".

Однако между двумя описанными подходами к производству неподцензурных текстов была существенная разница: Васильев был книжником, он распространял свои изделия по каналам любителей книг, не проставляя выходные данные перепечаток. А Александр Гинзбург проставил на журнале "Синтаксис" (о котором, по-видимому, и пишет Воробьев) свое имя как издателя. Именно это было новацией - и послужило поводом считать его "отцом" самиздата в его антисоветской версии.

Заметим, что сам термин "самиздат" идет от поэта Николая Глазкова, который изготовленный самостоятельно сборник стихов подписал "Самсебяиздат". Однако Глазков не превратил публикацию своих стихов в доходный бизнес. В истоках происхождения корпорации "самиздат" лежит, таким образом, рыночная необходимость - и предприимчивость студента Алика Гинзбурга, который додумался распространять тексты, недоступные для потребителя по "официальным" каналам. Идеи "свободного мира" с его свободой слова и совести реализовались посредством тайного отделения свободного рынка - самиздата. В то время как официальная пресса была носителем советского мифа о Западе, транснациональная корпорация "самиздат-тамиздат" стала со временем носителем антисоветского мифа о Западе. К Западу многие читатели неподцензурной литературы отнеслись как к своего рода хранилищу Святого Грааля или Беловодью, легендарному царству, где люди живут в богатстве и справедливости... Виктор Пивоваров в книге "Влюбленный агент" (М., 2001) пишет: " Под Западом понималось не какое-то конкретное место, лежащее на географической карте слева от СССР, а некая идея, некий таинственный Грааль".

Литературную редакцию "Радио Свобода" возглавлял в 50-60-е годы писатель Гайто Газданов, который выступал под псевдонимом Георгий Черкасов (о Газданове подробнее см. здесь). Он смог привлечь к передачам цвет литературной эмиграции. Эти передачи позволили представить в эфире лучшие произведения "самиздата", "тамиздата" и советской литературы, впервые составив целостную картину русской литературы ХХ века в контексте мировой литературы. Литературный андеграунд находил в этих передачах свою систему взглядов, кто-то видел "руку помощи", протянутую из заоблачных высот царства истины и справедливости.

Взаимный интерес интеллектуалов, художников и поэтов Востока и Запада друг к другу во времена "холодной войны" породил систему зеркальных мифов о "Беловодье", царстве справедливости, в качестве которого выступали как Восток, так и Запад, капитализм и социализм. Энергия любви и ненависти двигала этот интерес в не меньшей степени, чем рыночные отношения купли, продажи и обмена.